НИКОЛАЙ СТЕПАНОВИЧ ГУМИЛЕВ (1886 – 1921)
Биография Николай Степанович Гумилев родился в Кронштадте 3 (15) апреля 1886 года. Отец его, Степан (Стефан) Яковлевич служил врачом в военном флоте. Мать, Анна Ивановна, урожденная Львова, была из старинного дворянского рода. Детские годы будущий поэт провел в Царском Селе, потом вместе с родителями жил некоторое время в Тифлисе (именно там в 1902 году появилось в печати его первое стихотворение). В 1903 году семья Гумилевых вернулась в Царское Село и поэт поступил в гимназию, директором которой был И.Ф. Анненский. Учился Гумилев неважно, в седьмом классе пробыл два года, но в 1906 году гимназию все же закончил и уехал в Париж. К этому времени он был уже автором книги «Путь конквистадоров» (1905), изданной небольшим тиражом на собственные средства, но замеченной не только знакомыми автора, но и одним из законодателей русского символизма В. Брюсовым.
В Париже Гумилев слушал лекции в Сорбонне, издавал журнал «Сириус», посещал художественные выставки, знакомился с французскими и русскими писателями, художниками, состоял в переписке с Брюсовым, которому отправлял свои стихи, статьи, рассказы, часть которых публиковалась в крупнейшем символистском журнале «Весы». В этот период молодой Гумилев переписке с Брюсовым придавал огромное значение. Будучи оторванным от России и не имея других знакомых, могущих сравниться авторитетом с Брюсовым среди литературных кругов России, именно у Брюсова Гумилев учился поэтическому ремеслу и ему отдавал на суд свои стихи.
В январе 1908 года вышла вторая книга Гумилева «Романтические цветы».
В эти годы Гумилев дважды побывал в Африке. Первое путешествие, короткое, было летом 1907 года, второе, осенью 1908-го.
К тому времени он уже покинул Париж, поселился в Царском Селе и был зачислен в Петербургский университет (учился на юридическом факультете, потом на историко-филологическом, но курса не окончил). С 1908 года Гумилев постепенно входит в петербургскую литературную жизнь. За сравнительно короткий срок круг знакомств Гумилева значительно расширился, среди его знакомых появилось много деятелей культуры и искусства: граф В. А. Комаровский, С. К. Маковский, Г. И. Чулков, В. А. Пяст. Он знакомится с А. Ремизовым, М. Волошиным и другими писателями, регулярно видится с Анненским. Несколько позже его познакомили с представителями артистической богемы, и в частности с В.Э. Мейерхольдом. Наиболее близкие отношения у Гумилева в это время сложились с С.А. Ауслендером и М.А. Кузминым. Ауслендер впервые ввел Гумилева в дом Вяч. Иванова, в его знаменитую «башню». Гумилев продолжает печататься в «Весах» и других петербургских литературных изданиях, а с весны 1909 года принимает активное участие в подготовке к изданию журнала «Аполлон», где становится одним из основных сотрудников, ведя регулярный раздел «Письма о русской поэзии».
Начиная с 1909 года Гумилев стал сближаться с окружением Вяч. Иванова и принял участие в создании «Академии стиха».
К 1909 году относится роман Гумилева с поэтессой Е. Дмитриевой, приведший в итоге к дуэли Гумилева с М. Волошиным. Осенью 1909 года Гумилев снова отправился в путешествие, на этот раз более продолжительное — через Константинополь, Каир, Порт-Саид он добрался до Джибути и Харрара, и в начале 1910 года вернулся в Россию. Весной этого же года в издательстве «Скорпион» вышел третий сборник стихов «Жемчуга» (автор собирался назвать его «Золотая магия»), сделавший Гумилева известным поэтом и заслуживший почетные отзывы Брюсова и Вяч. Иванова. Тогда же, 25 апреля 1910 года, он женился на А. Горенко, будущей поэтессе Анне Ахматовой. Лето после свадьбы они провели в Париже, а осенью Гумилев вновь отправился в Африку, пробыв там до марта 1911 года, на сей раз добравшись до Аддис-Абебы.
К 1911 – 1912 годам относится ряд важных событий в литературной биографии Гумилева. Осенью 1911 года он вместе с С. Городецким организовывает «Цех поэтов», в недрах которого зародилась программа нового литературного направления — акмеизма, продекларированная впервые в феврале 1912-го. Акмеистические тенденции творчества Гумилева начали ощущаться уже в сборнике «Чужое небо», вышедшем в свет в начале 1912 года, но окончательно они утвердились в цикле итальянских стихов, написанных во время путешествия по этой стране весной 1912 года. В октябре того же года вышел в свет первый номер журнала «Гиперборей», в редакцию которого вошел Гумилев. К этому времени размежевание Гумилева с символизмом вполне определилось и окончательно было закреплено статьей «Наследие символизма и акмеизм», опубликованной в первом номере «Аполлона» за 1913 год. Вскоре после этого, в апреле 1913-го, он отправляется в последнее свое путешествие по Африке под эгидой Академии наук, наиболее продолжительное и насыщенное.
1914 год внес решительные изменения в судьбу поэта. Несмотря на имеющееся освобождение от воинской службы, Гумилев в первые же дни войны уходит на фронт добровольцем, зачислившись вольноопределяющимся в лейб-гвардии уланский полк. К концу 1915 года он был уже награжден двумя Георгиевскими крестами (3-й и 4-й степеней). В марте 1916 года он произведен в прапорщики и переведен в 5-й гусарский Александрийский полк. В мае 1917 года Гумилева отправляют в командировку на Салоникский фронт, однако туда он не попадает, оставленный в Париже. Там Гумилев влюбился в юную красавицу, полурусскую-полуфранцуженку, Елену Карловну Дюбуше, которой поэт посвятил цикл стихотворений, вошедший в посмертный сборник «К Синей звезде», вышедший в 1923 году. В январе 1918 года, после расформирования управления военного комиссара, к которому он был приписан, Гумилев отправился в Лондон и оттуда в апреле 1918-го вернулся в Россию. В годы войны он не прекращал литературной работы: был издан сборник «Колчан» (1916), написаны две пьесы, цикл очерков «Записки кавалериста», который печатался в газете «Биржевые ведомости», подготовлен к печати сборник стихов «Костер», опубликованный в 1918 году.
В 1918 – 1921 годы Гумилев был одной из наиболее заметных фигур в литературной жизни Петрограда. Он много печатается, работает в издательстве «Всемирная литература», читает лекции, руководит воссозданным «Цехом поэтов», а в 1921 году — Петроградским отделением Союза поэтов. Под руководством Гумилева работала переводческая студия, он был наставником молодых поэтов из студии «Звучащая раковина», редактировал многие переводы. Стихи этих лет напечатаны в сборниках «Шатер» и «Огненный столп», вышедшем в августе 1921-го.
3 августа 1921 года Гумилев был арестован по обвинению в антисоветской деятельности. 24 августа было издано постановление Петроградской Губчека о расстреле 61 человека за участие в так называемом «Таганцевском заговоре», среди приговоренных был и Гумилев. Точная дата его смерти неизвестна.
***
Должен признаться, что понимаю далеко не все в творчестве Николая Гумилева. Но те стихотворения, которые вызвали у меня душевный отклик – глубоко понятны и прочувствованны мной. Есть такое определение критика (не помню автора изречения): «критик – это тот, кто говорит автору, что тот делает не так, как делал бы он, если бы умел». Так вот, я отобрал лишь те стихи Н.Гумилева, которые написал бы сам, если бы так умел… :) (это, конечно, шутка).
Сборник, естественно, открыт для всех желающих его пополнить…
Vladimir-nic-v
***
Рощи пальм и заросли алоэ,
Серебристо-матовый ручей,
Небо, бесконечно-голубое,
Небо, золотое от лучей.
И чего еще ты хочешь, сердце?
Разве счастье - сказка или ложь?
Для чего ж соблазнам иноверца
Ты себя покорно отдаешь?
Разве снова хочешь ты отравы,
Хочешь биться в огненном бреду,
Разве ты не властно жить, как травы
В этом упоительном саду?
***
ВЫБОР Созидающий башню сорвется,
Будет страшен стремительный лет,
И на дне мирового колодца
Он безумье свое проклянет.
Разрушающий будет раздавлен,
Опрокинут обломками плит,
И, Всевидящим Богом оставлен,
Он о муке своей возопит.
А ушедший в ночные пещеры
Или к заводям тихой реки
Повстречает свирепой пантеры
Наводящие ужас зрачки.
Не спасешься от доли кровавой,
Что земным предназначила твердь.
Но молчи: несравненное право -
Самому выбирать свою смерть.
***
Шестое чувствоПрекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.
Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?
Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти всё мимо, мимо.
Как мальчик, игры позабыв свои,
Следит порой за девичьим купаньем
И, ничего не зная о любви,
Все ж мучится таинственным желаньем;
Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья;
Так век за веком — скоро ли, Господь? —
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.
***
ЖирафСегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про чёрную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав.
Ты плачешь? Послушай... далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
***
Канцона втораяИ совсем не в мире мы, а где-то
На задворках мира средь теней.
Сонно перелистывает лето
Синие страницы ясных дней.
Маятник, старательный и грубый,
Времени непризнанный жених,
Заговорщицам-секундам рубит
Головы хорошенькие их.
Так пыльна здесь каждая дорога,
Каждый куст так хочет быть сухим,
Что не приведет единорога
Под уздцы к нам белый серафим.
И в твоей лишь сокровенной грусти,
Милая, есть огненный дурман,
Что в проклятом этом захолустьи —
Точно ветер из далеких стран.
Там, где всё сверканье, всё движенье,
Пенье всё, — мы там с тобой живем.
Здесь же только наше отраженье
Полонил гниющий водоем.
***
Нежно-небывалая отрада...
Нежно-небывалая отрада
Прикоснулась к моему плечу,
И теперь мне ничего не надо,
Ни тебя, ни счастья не хочу.
Лишь одно бы принял я не споря —
Тихий, тихий золотой покой
Да двенадцать тысяч футов моря
Над моей пробитой головой.
Что же думать, как бы сладко нежил
Тот покой и вечный гул томил,
Если б только никогда я не жил,
Никогда не пел и не любил.
***
CredoОткуда я пришел, не знаю…
Не знаю я, куда уйду,
Когда победно отблистаю
В моем сверкающем саду.
Когда исполнюсь красотою,
Когда наскучу лаской роз,
Когда запросится к покою
Душа, усталая от грез.
Но я живу, как пляска теней
В предсмертный час большого дня,
Я полон тайною мгновений
И красной чарою огня.
Мне все открыто в этом мире —
И ночи тень, и солнца свет,
И в торжествующем эфире
Мерцанье ласковых планет.
Я не ищу больного знанья
Зачем, откуда я иду.
Я знаю, было там сверканье
Звезды, лобзающей звезду,
Я знаю, там звенело пенье
Перед престолом красоты,
Когда сплетались, как виденья,
Святые белые цветы.
И жарким сердцем веря чуду,
Поняв воздушный небосклон,
В каких пределах я ни буду,
На все наброшу я свой сон.
Всегда живой, всегда могучий,
Влюбленный в чары красоты.
И вспыхнет радуга созвучий
Над царством вечной пустоты
***
Я не прожил, я протомился
Половину жизни земной,
И, Господь, вот Ты мне явился
Невозможной такой мечтой.
Вижу свет на горе Фаворе
И безумно тоскую я,
Что взлюбил и сушу и море,
Весь дремучий сон бытия;
Что моя молодая сила
Не смирилась перед Твоей,
Что так больно сердце томила
Красота Твоих дочерей.
Но любовь разве цветик алый,
Чтобы ей лишь мгновенье жить,
Но любовь разве пламень малый,
Что ее легко погасить?
С этой тихой и грустной думой
Как-нибудь я жизнь дотяну,
А о будущей Ты подумай,
Я и так погубил одну.
* * *
Я, что мог быть лучшей из поэм,
Звонкой скрипкой или розой белою,
В этом мире сделался ничем,
Вот живу и ничего не делаю.
Часто больно мне и трудно мне,
Только даже боль моя какая-то,
Не ездок на огненном коне,
А томленье и пустая маята.
Ничего я в жизни не пойму,
Лишь шепчу: "Пусть плохо мне приходится,
Было хуже Богу моему
И больнее было Богородице".
***
ВЕЧНОЕ Я в коридоре дней сомкнутых,
Где даже небо тяжкий гнет,
Смотрю в века, живу в минутах,
Но жду Субботы из Суббот;
Конца тревогам и удачам,
Слепым блужданиям души...
О день, когда я буду зрячим
И странно знающим, спеши!
Я душу обрету иную,
Все, что дразнило, уловя.
Благословлю я золотую
Дорогу к солнцу от червя.
И тот, кто шел со мною рядом
В громах и кроткой тишине, -
Кто был жесток к моим усладам
И ясно милостив к вине;
Учил молчать, учил бороться,
Всей древней мудрости земли, -
Положит посох, обернется
И скажет просто: "мы пришли".
***
