история песни "Ах, пане, панове"

[electrik]

Булат Окуджава

Они познакомились в Польше в середине 60-х годов и пронесли свою дружбу через всю жизнь. Остаётся только гадать, что значила для Окуджавы Агнешка Осецка, но незадолго до смерти он обращается к ней в своих стихотворениях чаще, чем к кому-либо другому. Одинокий и бесконечно уставший человек — таким предстаёт он перед нами в своих последних стихотворениях.

Поверь мне, Агнешка, грядут перемены…
Так я написал тебе в прежние дни.
Я знал и тогда, что они непременны,
лишь ручку свою ты до них дотяни.

А если не так, для чего ж мы сгораем?
Так, значит, свершится всё то, что хотим?
Да, всё совершится, чего мы желаем,
оно совершится, да мы улетим.

Моложе Окуджавы на 12 лет, Агнешка Осецка умерла тремя месяцами раньше — 7 марта 1997 года. Осталась аудиозапись, на которой за несколько дней до этого дня смертельно больная Агнешка напевает одну давнюю песенку Окуджавы, когда-то написанную им по её просьбе и на её собственные стихи. Автор около двух тысяч песенных текстов и множества шлягеров, она вспомнила тогда именно эту — «Ach, panie, panowie». Русский перевод Булата Окуджавы:

Гаснут, гаснут костры, спит картошка в золе.
Будет долгая ночь на холодной земле.
И холодное утро займётся,
и сюда уж никто не вернётся.
Без листвы и тепла как природа жалка.
Поредела толпа у пивного ларька.
Продавщица глядит сиротливо,
и недопито чёрное пиво.

Ах, пани, панове… ах, пани, панове…
Ах, пани, панове, тепла нет ни на грош.
Что было, то сплыло, что было, то сплыло,
Что было, то сплыло, того уж не вернёшь.

Как теряют деревья остатки одежд,
словно нет у деревьев на лето надежд.
Только я пока очень любима,
и любовь не прошла ещё мимо.
Но маячит уже карнавала конец,
лист осенний летит, как разлуки гонец.
И в природе всё как-то тревожно,
и мой милый глядит осторожно.

До свиданья, мой милый, — скажу я ему. —
Вот и лету конец, всё одно к одному.
Я тебя слишком сильно любила,
Потому про разлуку забыла.
Горьких слов от него услыхать не боюсь —
он воспитан на самый изысканный вкус.
Он щеки моей нежно коснётся,
но, конечно, уже не вернётся…

Впервые эта песня прозвучала в спектакле «Вкус черешни» — его по пьесе Агнешки Осецкой «Apetyt na czeresznie» поставил в 1969 году Московский театр «Современник». Окуджава по просьбе Агнешки Осецкой написал для этого спектакля четыре песни, одной из которых и была «Ах пани, панове».


«Ах, пани, панове» — в исполнении Гелены Великановой

Одновременно пьеса «Apetyt na czeresznie» была поставлена и в Польше, и там тоже звучала эта песня Булата Окуджавы — но уже, конечно, не в его переводе на русский язык, а с оригинальным текстом Агнешки Осецкой:

Gasną ognie wśród łąk, biegną chłopcy znad rzek,
chłodna noc, długa noc zawitała na brzeg.
Dzwonią dzwony w samotnym kościele,
nie przyjedzie już nikt na niedzielę…

Jeszcze czynny GS, więcej piwa niż łez,
lecz nie taki już tłok — przeszedł rok — minął rok.
Sennie chwieją się łany rzepaku,
umierają co słabsi wśród ptaków…

Ach, panie, panowie, ach, panie, panowie,
ach, panie, panowie, czemu ciepła nie ma w nas?
Co było, to było, co było, to było,
co było, to było, nie wróci drugi raz.

Ach, panie, panowie, ach, panie, panowie,
ach, panie, panowie, już ciepła nie ma w nas.
Co było, to było, minęło jak miłość,
prześniło, przelśniło — wyśniło się do dna.

Poczerniały pnie drzew, liście porwał im wiatr,
poznikały gdzieś hen, jak nadziei mych ślad.
Nie złowione figlują szczupaki,
minął rok, znowu rok — byle jaki…

Widzisz, kończy się bal, nie mów mi, że ci żal,
przecież patrzysz nie tak, mówisz «szczęścia nam brak».
Zamarzają na śmierć kartofliska,
wiem, że pora rozstania już bliska.

Umiem cenić twój takt, elegancki twój styl,
kto nauczył cię tak ładnie patrzeć na łzy?
Jeszcze tulisz do ust moją rękę,
lecz zapomnisz mnie jak tą piosenkę.

Żegnaj miły, no cóż, jak się żegnać — to już,
pięknie było nam z tym, lecz za dużo jest zim.
Ja cię może za mało kochałam,
lecz zapomnieć to już nie umiałam.

Перевод Окуджавы иногда называют «вольным», но он, тем не менее, выполнен очень бережно. Пожалуй, некоторые расхождения есть лишь в двух местах. Во-первых, в Польше третью строку поют так, как написано выше: «Dzwonią dzwony w samotnym kościele» (буквально — «звонят колокола в одиноком костёле»). Вероятно, по вполне понятной просьбе Окуджавы (песня ведь готовилась у нас к театральной постановке!) Агнешка Осецка заменила эту строчку на такую: «Śpią samotne ziemniaki w popiele» («спит картошка в золе» в переводе Окуджавы).
Во-вторых, у Агнешки Осецкой в последней строфе написано: «Ja cię może za mało kochałam» («может, я тебя слишком мало любила»), тогда как в переводе Окуджавы читаем: «Я тебя слишком сильно любила». Трудно сказать, почему Окуджава счёл возможным написать именно так.
Ещё одно небольшое пояснение к тексту: «GS» — это общепринятое в Польше сокращение от «Gminna Spółdzielnia» (так в народной Польше называлась система торгово-производственных и заготовительных сельских кооперативов). Вероятно, в русском языке эквивалентом GS могло бы являться слово «сельпо», то есть маленький сельский магазинчик, где торгуют всем на свете.
Наконец, о тех словах, которые повторяются и в припеве, и в названии. «Panie» — это обращение к женщинам (во множественном числе; «дамы» или просто «пани»), «panowie» — обращение к мужчинам («панове», «господа»). Взгляните на практически подстрочный перевод стихотворения Агнешки Осецкой (напрасно было бы искать тут очарование и то непередаваемое настроение печали и грусти, которое присуще оригиналу)— и сравните его с поэтическим переводом Булата Окуджавы:

Гаснут среди лугов огни, бегут мальчишки от рек… холодная ночь, длинная ночь опустилась на берег. Звонят колокола в одиноком костёле… не приедет уж никто на воскресенье… Ещё работает магазинчик — пива больше, чем слёз, но нет уже такой толкотни… год прошёл — минул год. Сонно колыхаются рапсовые поля, и птицы, которые послабее, умирают…

Ах, пани, панове… ах, пани, панове… ах, пани, панове, что ж нету в нас тепла? Что было, то было, что было, то было, что было, то было — не вернётся никогда. Ах, пани, панове, ах, пани, панове, ах, пани, панове, уж нету в нас тепла. Что было, то было, с любовью миновало, приснилось, отсверкало — и выснилось до дна.

Почернели стволы деревьев, ветром унесло их листья, и они исчезли где-то там… как надежд моих след. Резвятся непойманные щуки… минул год, снова год — лишь бы как… Видишь: бал заканчивается, не говори мне, что тебе жаль, ведь ты смотришь не так, говоришь: «Не посчастливилось нам». Совсем замерзает картошка… и я знаю, что уже близится пора расставания.

Я ценю твой такт, твой элегантный стиль — кто тебя научил так красиво смотреть на слёзы? Ты ещё прижимаешь к губам мою руку, но ты забудешь меня, как и эту песню. Прощай, милый, ну что ж поделать… если уж прощаться, так теперь. Нам было чудесно со всем этим… но зим так много… Может, я тебя слишком мало любила — но и позабыть уже не могла.

Ах, пани, панове… ах, пани, панове… ах, пани, панове, что ж нету в нас тепла? Что было, то было, что было, то было, что было, то было — не вернётся никогда. Ах, пани, панове, ах, пани, панове, ах, пани, панове, уж нету в нас тепла. Что было, то было, с любовью миновало, приснилось, отсверкало — и выснилось до дна.


Агнешка Осецка. Фотография была сделана в феврале 1996 года, за год до смерти Агнешки


«Ах, пани, панове» — в исполнении польских актёров Кристины Сенкевич и Петра Фрончевского